Шварцкопф умер в 1958 году от болезни желудка.

Дело Уэндела стало роковым и для Эллиса Паркера. Он и все его помощники оказались в тюрьме. Их погубила правовая практика, порожденная делом Линдберга. Оба, отец и сын, попали в федеральную тюрьму в Льюисберге, штат Пенсильвания. Паркер продолжал настаивать на виновности Уэндела, и сторонники провинциального Шерлока добивались для него президентского помилования, когда он скончался в тюремном госпитале в 1940 году от опухоли мозга. Я слышал, сын его умер через несколько лет после смерти отца.

Сам Уэндел неожиданно стал знаменитым: заключив контракт с одним из национальных журналов, он где-то в течение года позировал перед камерой, с помощью балетмейстера и актеров воспроизводя пытки, которые перенес. Он издал книгу о своем пленении и стал чем-то вроде знаменитости или даже героя. Потом про него забыли, и я не знаю, что с ним стало.

Гастон Минз, придя в себя в тюремном госпитале после сердечного приступа в 1938 году, обнаружил у своей постели агентов ФБР, посланных Эдгаром Гувером, чтобы еще раз попытаться выяснить, куда он подевал деньги Эвелин. Минз улыбнулся им своей плутоватой улыбкой, мигнул и испустил дух.

Джон Хьюз Кертис многие годы добивался, чтобы отменили его осуждение, но верховный суд Нью-Джерси отказал ему в этом. Он продолжал заниматься судостроением и судоходством, достигнув в этой области неплохих успехов. В 1957 году он руководил строительством трех копий британских военных кораблей, которые демонстрировались во время большого праздника в Норфолке. Он умер в 1962 году, будучи уважаемым гражданином своего города.

Другой известный житель Норфолка, адмирал Бэрридж, больше никогда публично не заговаривал о деле Линдберга; он умер в 1954 году. Его преподобие Добсон Пикок умер в Англии в 1959-м.

«Бруклинский бык», он же «Камера смертников», он же Эдвард Рейли лишь изредка появлялся в судах после процесса над Хауптманом. Он то жил дома с матерью, то ложился в психиатрическую больницу в Кингз-Парке. Пристрастие к спиртному и три неудачных женитьбы сыграли свою роль: он умер в больнице в первый день рождества в 1946 году в результате закупорки сосуда мозга.

Дела Дэвида Уиленза складывались гораздо успешнее. Хотя он не оправдал слухов, ходивших во время суда над Хауптманом, и не стал выдвигать своей кандидатуры на должность губернатора – в конце концов он был евреем – Уиленз стал главным политическим боссом среди демократов Нью-Джерси. Он продолжал практиковать в качестве адвоката, но главным занятием его становилась политика. К 1950 году он уже был политическим воротилой, оказывающим влияние на национальную политику, кроме всего прочего организуя отбор кандидатов в президенты и вице-президенты от демократической партии. Были люди, которые утверждали, что Уиленз связан с мафией; в последние годы своей жизни он представлял казино Атлантик-Сити. Он умер 7 июля 1988 года, дожив до 93 лет.

Главный свидетель Уиленза, Джон Кондон, подобно Уэнделу, воспользовался своей известностью, чтобы писать статьи для журналов и издать превозносящую его книгу. Он умер в возрасте 84 лет ровно через десять лет после начала суда над Хауптманом. У его смертного одра находились две Майры – его жена и дочь.

Судьба некоторых других участников тех событий осталась для меня неизвестной. Я не знаю, что сталось с Гертой Хенкель и ее мужем. Неизвестно мне также, как сложились дела у Мартина Маринелли и его жены, Сары Сивеллы. Эдгар Кейси, разумеется, стал очень знаменитым; в январе 1946 года в Виргиния-Бич он за несколько часов до смерти предсказал, что он скоро поправится.

Полковник Генри Брекинридж сохранил дружеские отношения с Линдбергом и продолжал оставаться его адвокатом. Он баллотировался в 1934 году в сенат, но потерпел неудачу и в 1936 году замахнулся на президентский пост; он был демократом, выступающим против Нового курса Рузвельта. Я думаю, вам известно, как сложилась его дальнейшая судьба. После неудач на выборах он посвятил себя главным образом адвокатской практике. Он умер в 1960 году в возрасте 73 лет.

Слим Линдберг, как когда-то Бруно Ричард Хауптман, пострадал из-за пронемецких настроений. Майор Труман Смит, военный атташе в американском посольстве в Берлине, с благословления командующего люфтваффе генерала Геринга пригласил Линдберга, проживавшего тогда в Англии, провести инспекцию немецких военно-воздушных сил. С этого момента началось его злополучное сотрудничество с Германией – однажды он даже принял от Геринга крест «За боевые заслуги», – заставившее его занять изоляционистскую позицию по отношению к войне в Европе. Пресса и общественность, боготворившие его прежде, теперь клеймили его как коллаборациониста; после вступления в войну Америки он летал в качестве летчика-испытателя и выполнял боевые задания, но за ним сохранилась репутация сторонника нацистов. Может быть, все это было не так уж плохо – он в конце концов обрел покой и уединение, к которым стремился. Он продолжал заниматься исследованиями в области аэронавтики и других областях, в частности работал над созданием искусственного сердца. Они с Энн вырастили еще четверых детей. Он умер в 1974 году на острове Мауи, где жил и где был похоронен.

Некоторые другие участники тех памятных событий сейчас, когда я пишу эти строки, еще живы. Бетти Гау по-прежнему живет в Англии. Энн Линдберг добилась славы своим литературным трудом. Анна Хауптман вырастила в забвении своего сына и вновь привлекла общественное внимание тем, что начала борьбу в прессе и в судах за восстановление доброго имени своего мужа.

За эти годы появилось несколько человек, утверждавших или выражавших подозрение, что они являются детьми Чарльза Линдберга. Одним из них был руководитель рекламного агентства из Мичигана, который за последние четыре или пять лет связывался со мной несколько раз, чтобы получить информацию об этом деле.

Его звали Харлан Карл Дженсен. Во время наших телефонных бесед он держал себя очень спокойно и почтительно; он совсем не был похож на надоедливого чудака, но я не особенно жаловал его вниманием. Впрочем, пару раз я все-таки выслушал его.

Его вырастили в Эскабане, штат Мичиган, Билл и Сара Дженсен. Когда он был еще ребенком, его дядя сказал ему, что его мать и отец не являются его настоящими родителями; естественно, что это его заинтересовало, и достигнув юношеского возраста, он спросил об этом своего отца, который сказал только, что он «законорожденный ребенок». В 1952 году, когда он собирался ехать сражаться в Корею, кузина его матери поведала ему о «семейном предании», согласно которому он является Чарльзом Линдбергом-младшим.

Через несколько лет во время своего медового месяца Харлан и его жена наслаждались морским, пейзажем у причала в Уикфорде, штат Род-Айленд, где они ждали парома, идущего на Кейп-Код. К ним подошла пожилая женщина с рыжеволосой девушкой лет двадцати и представилась как миссис Куртцел. Она сказала Дженсену:

– Я знала вас ребенком, помогала ухаживать за вами. Это моя дочь. Она была вам как сестра.

Понятно, что Дженсен был поражен, но потом женщина сказала:

– Можно мне потрогать вмятину в вашей голове?

Удивленный тем, что незнакомый человек знает о его дефекте, оставленном, как ему говорили, щипцами во время его рождения, он позволил ей дотронуться до своего затылка.

– Вы ребенок Линдберга, – уверенно сказала она. – Я помогала ухаживать за вами.

В этот момент подошел паром, и Дженсен с невестой ушли, скрыв свое смущение и страх нервным смехом.

Он начал интересоваться делом Линдберга, много читал о нем, но отвергал точку зрения, что Билл и Сара Дженсены не были его настоящими родителями. Он никогда не заговаривал с ними о «семейном предании», но на смертном одре каждый из родителей пытался ему что-то сказать. Его мать заболела, когда он находился в Корее, и впала в коматозное состояние раньше, чем он добрался до дома; его отец, с которым в 1967 году случился апоплексический удар, пытался сказать сыну что-то важное, но тот не разобрал его слов.