– Кто знает, почему люди кончают жизнь самоубийством. А, вот. Вот она. Садитесь и посмотрите, если вам интересно, но мне нужно заниматься делом.

Я начал перелистывать бумаги в папке и наткнулся на фотографию женщины, привлекательной брюнетки со строгим, покрытым оспинами лицом. Я оцепенел.

– Геллер? Нейт? Что с вами? У вас такой вид, словно вы увидели привидение.

– А? Нет, ничего, – сказал я, сел и спокойно стал читать документы. Потом положил папку на стол Уилсона и поблагодарил его за то, что он уделил мне время.

– Вы как-то странно выглядите, – сказал он. – Как вы себя чувствуете?

– До свидания, Фрэнк, – сказал я и вышел.

В коридоре я прислонился к стене, мимо меня торопливо проходили чиновники. Видел ли я привидение? В некотором смысле да.

Дражайшая половина, жена Боба Конроя была мне знакома. Я встречался с ней раньше. Несколько лет назад – прошло более четырех лет, но память о той встрече ярко жила в моей душе.

Я видел ее в Чикаго на вокзале «Ла Сал Стрит Стэйшн», когда она сошла с поезда Твентис Сентшери Лимитёд.

С ребенком на руках.

Глава 39

Кирпичный, отделанный терракотой шестиквартирный дом на Шеридан Роуд совсем не изменился; словно я видел его лишь вчера, а не четыре года назад. Даже день был таким же: пасмурным, холодным, с неба падал промокший снег. Я стоял на тротуаре и внимательно смотрел на дом, словно он был тайной, которую я не мог разгадать.

Только я должен был ее разгадать.

Был вторник, позднее утро вторника – прошло почти двадцать четыре часа с того момента, как я увидел фотографию Бернис Конрой в офисе Фрэнка Уилсона в Вашингтоне. Я сел на поезд в полдень, прибыл в Чикаго в полночь, заснул сном младенца на раскладной кровати в своем офисе и проснулся примерно час назад.

В поезде я не смыкал глаз. Я лежал на верхней полке с открытыми глазами и думал, думал, думал... В конце концов я все понял и теперь точно знал, что произошло.

Эвелин я не стал ни о чем рассказывать. Сказал только, что в офисе Уилсона узнал нечто важное, в связи с чем мне необходимо срочно выехать в Чикаго. Она хотела ехать со мной, но я сказал «нет». Она пыталась спорить, но я не стал ее слушать.

Это должен был сделать я сам.

– Я постараюсь вернуться поскорее, – сказал я.

– А что мне делать до твоего возвращения?

– То же, что Хауптману, – сказал я, дотронувшись до ее лица. – Ждать и молиться.

Требуется толкование – это сказал Маринелли не так давно. Раньше я думал, что экстрасенсы это чушь; я и теперь считал, что большинство их, включая Маринелли, жулики. Они предсказывали будущее для того, чтобы в настоящем выудить денежки у своих жертв.

Но некоторые из этих чудаков являются настоящими экстрасенсами, и Эдгар Кейси лучший тому пример. Еще в 1932 году я почувствовал, что он по крайней мере верит тому, что говорит, и его маленькая очаровательная жена и скромная жизнь, которую они вели, произвели на меня большое впечатление, хотя я и не хотел себе в этом признаваться.

И теперь, стоя перед кирпичным домом на Шеридан Роуд, я знал, что верил он не зря, что он каким-то образом получает информацию от источника, недоступного для простых смертных. Но требовалось толкование этой информации; он угадал очень много: восточная часть Нью-Хейвена; двухэтажный крытый черепицей дом на Адаме (Чатам)-стрит 73; имя человека, проживавшего этом доме, – Пол Маглио, известный также под именем Пола Рикки; коричневое здание в трехстах метрах от конца Чатам-стрит, где, согласно слухам, держали маленького Линди.

Но ребенок, сказал Кейси, находится на Шартен-стрит. А коричневое здание стояло на Молтби-стрит.

Необходимо толкование: Шартен. Что есть похожее на Шартен?

Шартен... Шеридан?

Только этого ребенка никогда не было в шестиквартирном доме на Шеридан-роуд. Я следовал за Бернис Роджерс, она же Бернис Конрой, с закутанным двенадцатимесячным ребенком на руках от вокзала «Ла Сал Стрит Стэйшн» до этого дома. И оказалось, что это был ребенок Хайми Голдберга.

Об этом еще писали все газеты.

В этом была изрядная доля иронии: меня послали в Хоупуэлл представлять чикагскую полицию, потому что я раскрыл похищение ребенка Хайми Голдберга. Это произвело впечатление на самого Линдберга и сразу позволило мне оказаться в одном кругу с полковником Брекинриджем, избранными полковниками и представителями преступного мира.

Но раскрыл ли я похищение ребенка Голдберга? В итоге Бернис Роджерс не было предъявлено никакого обвинения, а Хайми Голдберг после возвращения сына заявил, что Бернис действовала в качестве его Джефси. Это похищение с самого начала могло быть уловкой, прикрытием для чего-то другого.

Что мне на самом деле удалось сделать четвертого марта 1932 года, когда на вокзале в Чикаго мне показалась подозрительной странного вида блондинка с невинным младенцем на руках, так это великолепно провалить дело Линдберга.

Странно, но я помнил, как вообразил, что близок к раскрытию преступления века, и предвкушал стремительный взлет своей карьеры. Но я тогда был зеленым юнцом и не понимал, что делаю.

Однако великий старый сыщик, мой шеф «Олд Шуз» Шумейкер попал в десятку. Мы тогда же узнали, что Бернис Роджерс усыновила мальчика определенного возраста из агентства Эванстона. «Олд Шуз» предположил, что она затем поехала на Восток, поселилась в каком-нибудь тихом местечке, где ее с ребенком могли видеть (но не очень близко) соседи. После похищения Чарльз Линдберг-младший сменил усыновленного ребенка, от которого каким-то образом избавились.

Теперь я знал, что тихим местечком на Востоке была квартира над бакалейным магазином в коричневом здании на Молтби-стрит в Нью-Хейвене, в районе Довер. Ее пригласил туда Пол Маглио, чей двухэтажный дом на Чатам-стрит какое-то время использовался в качестве явочной квартиры. Усыновленного ребенка, вероятно, умертвили и где-то временно похоронили; возможно, позднее, через несколько месяцев, его труп обнаружат в неглубокой могиле в Саурлендских горах.

Только Пол Рикка не ожидал, что сразу после похищения Нью-Хейвен наводнят фэбээровцы в поисках подозреваемых и детей; Рикка не мог знать, что многие рабочие, строившие дом Линдберга, были из Нью-Хейвена и поэтому сразу попали в разряд подозреваемых.

План спешно пришлось менять, и Рикка послал Бернис Роджерс вместе с ее опасным свертком (волосы ребенка перекрасили в черный цвет) обратно в Чикаго, где заботу о нем взяли на себя другие люди, которые увезли его далеко и хорошенько спрятали.

Так опростоволосился полицейский в штатском из группы по борьбе с ворами-карманниками Натан Геллер.

Вчера ночью в поезде, когда он подходил к вокзалу на Ла Сал-стрит (символическая деталь), истина открылась мне во всей своей стройной простоте, только она опоздала на четыре с небольшим года.

Стрелку уже перевели.

А тогда Бернис Роджерс торопливо сошла с поезда, вошла в здание вокзала и прямиком направилась в женский туалет. Она пробыла там меньше двух минут – за это время не успеешь сменить пеленки, не успеешь как следует помочиться.

Но этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы обменяться детьми с другой мнимой матерью, поджидавшей ее в туалете.

Бернис Роджерс-Конрой передала Чарльза Линдберга-младшего своей сообщнице, которая в обмен дала ей сына еврея бутлегера по фамилии Голдберг.

Этой заменой не просто на другого ребенка, но на другого похищенного ребенка было достигнуто то, что все тщательные меры предосторожности, принятые Бернис, – усыновление ребенка, поездка на Восток, возвращение обратно – связали с похищением ребенка Голдберга, которое, по всей вероятности, не было похищением.

Все это привело к тому, что молодой сыщик Геллер здорово оплошал. Мне следовало пойти за этой сучкой в уборную и схватить ее вместе с ребенком. Но я был чертовски нерешителен – боялся своим вторжением шокировать чувствительных дам.

Короче говоря, я свалял дурака. Проклятие! От какого ужасного горя я бы спас себя, Линдберга, Хауптмана, весь мир, если бы у меня только хватило духу войти в этот чертов женский туалет.